Дельфинизация сознания

В 1873 году будущий классик мировой литературы написал следующую фразу:
«Мы врезались в косяк противных жирных дельфинов, занятых своей привычной игрой».
Писатель попросту не знал, что дельфины милые и няшные. У него не имелось никаких специальных предубеждений относительно данных созданий — ни положительных, ни отрицательных. Дело в том, что приязнь к дельфинам, имевшаяся в древнегреческой культуре, к XIX столетию уже давно исчезла, а дельфиномания XX века была ещё далека.
К тому же классик был уверен, что дельфин — это такая же рыба, как и остальные киты (точно так же, как рачков артемий он принял за червей, а кораллы — за кусты). И поэтому, встретив здоровенных лоснящихся чёрных рыб — увидел что-то вроде гигантских скоростных сомов с огромными зубищами. И испытал отвращение.
…Мы почти не задумываемся над тем, как много вокруг нас сущностей, симпатичных благодаря выработанным предубеждениям.
Перечислять их здесь было бы слишком смело — я и сам бы, пожалуй, до последнего с пеной у рта доказывал, что нечто, к чему я привык относиться с симпатией, нравится настоящему мне, а не инфицировало меня вместе с детскими книгами и кинематографом.
Однако сама по себе возможность «брендирования» и даже «ребрендинга» явлений пугает. В качестве примера тут можно привести не только пропасть исторических персонажей, меняющих репутации посмертно как пальто, но и сущности социальные. Ограничимся банальностями: пухлота долгое время и во многих местах была тождественна красоте («мужчина полный, интересный»), а сексуальные девиации, по нашу сторону радужного занавеса вызывающие отношение от равнодушного до брезгливого, в странах по ту сторону занавеса после многолетней «дельфинизации» вызывают автоматическое умиление и поддержку.
Было бы интересно как-нибудь, не прибегая к словосочетанию «окно Овертона», смысл которого достаточно далёк от широкой читающей аудитории, провести полную инвентаризацию явлений, дельфинизированных за последний век в разных странах.

Виктор Мараховский